«Свободность Полоцкая або Венеция»: о «независимости» Полоцка от Древней Руси

Полоцк — независимый от Киева город, или просто далёкая от него периферия? Где граница между особенностями и единством, и как её ощущали в самой Древней Руси?

Одним из общих мест в публицистике, посвящённой истории Древней Руси, является характеристика Полоцка и Полоцкой земли — как первого независимого от Киева политического образования: «Независимый Полоцк — вотчина потомков Рогволда. Полоцкое княжество на протяжении всей своей истории не признавало главенство Киева, а его правители неустанно боролись с «названными братьями» Рюриковичами»[1]. Или вот ещё пример подобного тезиса: «Полоцкое княжество являлось фактически независимым от Древнерусского государства. Это провоцировало многочисленные конфликты между полоцкими и киевскими князьями»[2].

Конечно, можно привести и примеры других материалов, где мягко говорится об «особом политическом статусе в составе Руси»[3], но подобная констатация не избавляет нас от вопросов в целом — где находятся пределы единства, и где начинаются черты «особого пути» ― что политического, что экономического, что культурного. В этом контексте история Полоцка и Полоцкой земли в IX—XI веках даёт достаточно цельный и в то же время многообразный ответ.

Ранний Полоцк: «общее дело» восточных славян и особое «самоуправство»

Характерно, что несмотря на летописное известие «Повести Временных лет» о подчинении ещё Рюриком Полоцка: «И прия власть Рюрикъ, и раздая мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Бѣлоозеро»[4] до середины X века говорить о присутствии скандинавов в городе и окрестностях не приходится. Кроме того, в регионе зафиксировано слабое хождение и византийских монет, что говорит о плохой вовлечённости города в торговый путь «из варяг в греки» ― самые ранние монеты относятся к правлению императора Константина VII Багрянородного (913—959)[5], что также противоречит довольно неясному известию «Повести Временных Лет» о включении Полоцка в список городов, которые были перечислены в рамках переговоров Олега Вещего с греками в 907 году.

В связи с подобным казусом хорошо бы прояснить некоторые общие детали, которые касаются как истории Полоцка, так и истории Древней Руси в целом в IX — пер. пол. X вв.

Изначально до славянской колонизации на территории от Западного Буга до линии Псков―Рязань, согласно лингвистическим исследованиям, жили балтские народы. Приход славян и постепенная ассимиляция балтов, закончившаяся на пространстве от Припяти до вышеуказанной дуги лишь в конце XII в., так или иначе повлияли на облик славянских племён. Особенно выделяются на этом фоне кривичи с самой большой из славянских племён территорией, включавших, по-видимому, в себя отдельные группы полочан и голяди (балтского племени, проживавшего в районе р. Протва и Угра). Сам приход славян на этот обширный ареал был не одномоментным, но в IX—XI вв. славянские потоки кривичей и вятичей уже прошли этот ареал и встретились в районе современной Москвы. Однако смыкание не означало полной ассимиляции — так ещё в X—XI вв. вокруг Пинска, Минска, Могилёва, Смоленска, к юго-западу от Витебска и к югу от Полоцка сохранялись значительные по размеру балтийские анклавы[6].

В контексте Полоцка важны, конечно, кривичи. Полочане были частью этого большого союза, в целом кривичи занимали периферийное положение между славянскими и неславянскими племенами. Лингвист В. Н. Топоров даже связывал само название «кривичи» с балтским элементом. Вместе с тем — это был крайне неоднородный союз. Достаточно сказать, что у западных кривичей-полочан и восточных, смоленских кривичей до X века были разные погребальные обряды — бескурганный у полочан и курганный у смолян.

Можно с уверенностью говорить, что даже к середине X века Полоцк не входил во владения потомков Рюрика. Более того, само влияние викингов было слабым — торговые операции проводили местные славянские купцы. Занимались они в основном тем же, чем и варяги, и славянские вожди — работорговлей, только продавали они преимущественно не соплеменников, а балтов из оставшихся, несмотря на славянское колонизационное движение анклавов.

Скандинавский флёр и новые властители: от Рогволода к Владимиру и Изяславу

Ситуация резко меняется с 950-х годов, и прослеживается это прежде всего на археологическом материале. Фиксируется резкое увеличение скандинавских находок, проникающих не со стороны пути «из варяг в греки», а непосредственно из Балтики через Западную Двину. Кроме того, появляется и значительное число богатых кладов. С этим потоком связывают и известное из летописей прибытие Рогволода из «заморья».

Однако у этой скандинавской группы были и конкуренты из числа соплеменников — как уже давно живших среди восточных славян, так и среди других варяжских ватаг. В середине 970-х гг. Владимир Святославич в ходе борьбы против брата Ярополка разграбляет Полоцк, что в рамках летописного рассказа «Повести Временных Лет» спрессовано в один сюжет с походом против Тура на Туров, лежащий на Припяти.

Это довольно важный момент, поскольку фиксирует довольно дробную и совсем рыхлую структуру власти, где Рюриковичи владели лишь некоторыми центрами на основной линии пути «из варяг в греки», а на боковых — через Западную Двину и Припять — расположились совершенно независимые предводители во главе союзов племён. Необязательно это были скандинавы, борьба против таких местных вождей продолжалась до начала XII века. Особенно упорствовали вятичи, долго отказывавшие креститься, убивавшие миссионеров из Киево-Печёрского монастыря и воевавшие с Владимиром Мономахом. В этом контексте Полоцк не уникален.

Разграбление Полоцка Владимиром ознаменовано также известной историей сватовства к дочери Рогволода, Рогнеде. Владимир сватался к ней, пытаясь привлечь Полоцк в качестве союзников против Ярополка, однако ответ Рогнеды был оскорбителен, она не желала выходить замуж за «робичича», то есть сына рабыни. В ответ на это, фактически, объявление войны, Владимир захватывает город, убивает Рогволода с сыновьями, а Рогнеду делает наложницей.

С этого времени начинается новый этап в истории Полоцка. Как политический, так и фактический. Владимир прежде всего возвёл новые стены и расширил пределы города, что было классическим действием на покорённых землях. Но он также подчёркивал и некоторую преемственность по отношению к местным элитам — выразилось это в посажении старшего сына от Рогнеды, Изяслава, на княжение около 990/91 гг. Более чем через век, пытаясь объяснить вражду между полоцкими князьями и киевскими, летописец приведёт предание о покушении Рогнеды на Владимира, а Изяслава назовёт заступником матери. Однако, это предание довольно ретроспективно — так в более раннем слое летописания неизвестно ни о покушении, ни о ссылке Рогнеды и Изяслава в специально построенный Изяславль (совр. Заславль Минской области Республики Беларусь). В то время как вещественные источники скорее показывают активную деятельность Изяслава в Полоцке вплоть до смерти в 1001 году.

Место полоцких князей в династии Рюриковичей

Полоцкую землю, однако, не отдали под управление Ярослава или других братьев Изяслава. Место почившего Изяслава Владимировича — как политическое, так и семейное — заняли его наследники — рано умерший в 1003 году Всеслав и Брячислав. Из-за этого Полоцк перешёл в особое положение, которое вполне сопоставимо с европейским явлением «подкоролевства». Таким статусом, например, обладали Северная Италия при императоре Людовике Благочестивом (814—840) и Аквитания при короле Карле Лысом (843—877). Старшие племянники этих монархов — Бернхард и Пипин II становились на места своих отцов при жизни ещё своих дедов — Карла Великого и Людовика Благочестивого соответственно. Их родовой, династический статус был ниже, чем у дядей, из-за чего эти «субмонархи» не могли претендовать на большее, но право на наследие отца полагалось незыблемым. Вследствие чего другие Каролинги не вступались в эти земли. Точно также и с Полоцком по отношению к Киеву. Киевский князь не мог вступать в прямое управление этой землёй, но был безусловным старейшиной над полоцким «подкоролём»[7].

В этом же контексте нужно трактовать и получение Брячиславом в 1021 г. вдобавок к Полоцку Витебска и Усвята (совр. Усвяты в Псковской обл.). Они были получены, как указано в летописи, «из руки Ярослава», то есть, были условным владением Брячислава Изяславича, которое могли у него отнять старшие князья из Киева. В рамках real politik — это была плата за будущую лояльность Ярославу в борьбе против его брата Мстислава Тмутараканского и спокойствие, прежде всего в соседних с Полоцком Новгороде и Пскове. Ведь незадолго до этого в этом же году полоцкий князь совершил грабительский набег на Новгород, взяв богатую добычу и пленных. Не очень ясно, состоялось ли сражение между дядей и племянником на реке Судоме, на которой был заключен мир, но характерно, что его результаты были взаимовыгодными — Брячислав получал два города на основной линии пути «из варяг в греки», Ярослав — гарантию того, что Брячислав не перейдёт на сторону противников[8].

Эти два города действительно не были частью Полоцкой земли до Брячислава — что свидетельствует из археологических данных. В то время как в Полоцке скандинавские находки появляются с 950-х годов, в Усвяте и Витебске они фиксируются на столетие раньше и количественно преобладают над аналогичными в Полоцке[9]. «Чуждость» этих двух городов Полоцкой земле помнили ещё очень долго — так, Витебск до самого конца XIV в. был постоянным объектом притязаний со стороны соседних смоленских князей.

Вокняжение Всеслава Брячиславича (1044—1101) и его успехи

После договора с Ярославом Мудрым полоцкий князь Брячислав Изяславич правил в Полоцке мирно вплоть до своей кончины в 1044 году. Ему наследовал единственный сын, Всеслав, широкой публике известный прежде всего как князь-оборотень из «Слова о Полку Игореве». В его долгое, более полувековое, до 1101 года, правление, Полоцкая земля ещё более расширила свои пределы. Вниз по течению Западной Двины были подчинены племена ливов, селов и земгалов — для взимания с них дани были основаны две крепости — Герсике и Кукейнос (совр. село Ерсика и город Кокнесе в Латвии). Другой жертвой экспансии Всеслава стала северная группа дреговичей, там был основан Минск, был укреплён и расширен соседний с ним Изяславль.

Однако, если против «ничейных» земель такая политика не встречала неодобрения, то грабительские и даже территориальные претензии Всеслава на Новгород и Псков воспринимались другими Рюриковичами враждебно. В 1065 г., по сообщениям псковских летописей, Всеслав напал на Псков, но взять город не сумел. А в следующем году он смог захватить Новгород до Неревского конца (то есть почти ¾ города, за исключением северной половины левобережной Софийской стороны), разбив новгородского князя Мстислава Изяславича. Эта победа была вызовом Рюриковичам, поскольку Всеслав захватил и разграбил город, традиционно считающийся вторым по важности после Киева, в Новгороде чаще всего находился наследник киевского князя. Более того, вопиющим был и масштаб разграбления: Всеслав ограбил Софийский собор, сняв колокола, паникадила, а также крест — вклад строителя собора князя Владимира Ярославича, сына Ярослава Мудрого.

Конечно, такое не могло остаться без внимания и ответа. Уже зимой 1067 г. войска братьев Ярославичей — Изяслава, Святослава и Всеволода — появились в полоцких пределах. А 3 марта в сражении на реке Немиге Всеслав был разгромлен и вступил в мирные переговоры. 10 июля того же года во время встречи на Днепре в районе Орши Ярославичи вероломно пленили Всеслава Брячиславича и двух его сыновей — Бориса и Глеба, несмотря на данное ему клятвенное обещание неприкосновенности. Князь оказался в заточении в Киеве.

Последующие события напоминали если не игру в поддавки, то в горячий мяч, где стороны передавали друг другу падающую инициативу. Уже 15 сентября 1068 г., после катастрофического поражения Ярославичей от половцев, в ходе восстания киевляне освободили Всеслава Брячиславича и провозгласили его киевским князем. Всеслав, однако, чувствуя непрочность своего положения в Киеве, поскольку у него не было ни династических прав, ни постоянных сторонников, не решился на вооружённое сопротивление Изяславу Ярославичу, который весной 1069 г. с польской подмогой двинулся на Киев. Покинув киевское войско под Белгородом-Киевским, князь бежал в Полоцк. Летом этого же года Всеслава и вовсе изгнал из Полоцка тот же Изяслав Ярославич, вернувший себе Киев. В Полоцке на правах победителей и наместников отца в течение двух лет стали княжить сыновья киевского князя Мстислав и Святополк.

Тем не менее Всеслав, видимо, сохранил какие-то опорные пункты в Полоцком княжестве или имел поддержку среди прибалтийско-финских племён из числа данников Новгорода и балтийских данников Полоцка. Он сумел в ответ организовать новое нападение на Новгород, в котором главную силу составили «вожане» (представители води, обитавшей на юго-восточном побережье Финского залива). Кроме того, помимо води на стороне полоцкого изгнанника, похоже, воевали союзные ему литовцы и ливы. Однако 23 октября 1069 г. он потерпел поражение от новгородского князя Глеба Святославича, который захватил его в плен, но вскоре отпустил.

Возвращение Всеслава на полоцкий стол и его удержание

Неизвестно, где был Всеслав Брячиславич последующие два года, но в 1071 г. он сумел вернуть себе Полоцк и опять утвердиться в нём, несмотря на новое поражение уже от Ярополка Изяславича около города Голотическа. Скорее всего, успеху Всеслава в возвращении Полоцка способствовал союз с киевским князем Изяславом Ярославичем против его младших братьев — Святослава и Всеволода.

Надо сказать, что и этот союз просуществовал недолго, и в нём заметна зависимость Полоцка не только от того, кто занимает Киев, но и от династических казусов. В конце 1060-х годов между двумя старшими киевскими «триумвирами» ― Изяславом и Святославом Ярославичами возникают политические трения, последний ищет союзников против родного брата и Польши в германских землях. Изяслав же пошёл со Всеславом на компромисс и, вероятно, позволил ему вернуться в Полоцк. Святослав же использовал этот союз как предлог для заговора против старшего брата и уговорил младшего «триумвира», Всеволода, помочь ему: «Желая болшее власти, Всеволода бо прелсти, глаголя, яко Изяслав сватится со Всеславом, мысля на наю, да аще его не вариве, имать нас прогнати. И тако взостри Всеволода на Изяслава»[10].

После очередного изгнания Изяслава Ярославича из Киева в 1073 году, Всеслав поддерживал добрые отношения уже с свергнувшим Изяслава Святославом. На это его толкала необходимость удержаться на вновь обретённом с такими усилиями полоцком столе. Но по смерти узурпатора в 1076 г. ситуация изменилась для Всеслава в худшую сторону. Молчаливой поддержкой Святослава он настроил против себя возвращающегося изгнанника Изяслава и примкнувшего к нему Всеволода Ярославича, а сыновья почившего Святослава оказались в оппозиции, поскольку после нарушения семейных правил их отцом, его роль (и вина) распространялась на них. Из-за этого сформировался неявный союз между Всеславом и Святославичами — прежде всего с Олегом Святославичем, впоследствии прозванным «Гориславич».

Назревала война, в которой Всеслав Брячиславич стремился вновь удержать за собой Полоцк, ведь приход Изяслава вновь грозил изгнанием; князья-изгои Олег Святославич и Борис Вячеславич хотели отвоевать владения своих отцов — Чернигов и Смоленск, а Изяслав и Всеволод на правах старейшин в роду Рюриковичей хотели удержать за собой все владения и даже вернуть под прямое управление некоторые новые, пользуясь в качестве законного повода нелояльностью Всеслава.

Первый ход сделали братья Ярославичи. В 1077 г. Всеволод Ярославич с сыном Владимиром Мономахом совершили поход на Полоцк, зимой 1077/1078 г. окрестности города разорили всё тот же Мономах со Святополком Изяславичем. В 1078 г. уже активизировались младшие князья: вначале в конце августа Олег и Борис заняли Чернигов, а затем Всеслав напал на Смоленск. В итоге исход войны решило одно сражение — 3 октября на Нежатиной Ниве войска Изяслава и Всеволода Ярославичей одержали победу. Однако в ходе сражения погиб Изяслав Ярославич, что невольно помогло Всеславу в дальнейшем.

У Чернигова одна война закончилась, но для Всеслава Полоцкого она, в сущности, ещё только предстояла. Уже в конце 1078 г. Владимир Мономах ходил походом на Полоцкое княжество — были разорены Лукомльская, Логожская и Друцкая волости, то есть весь юго-восток владений Всеслава Брячиславича. А в 1081 г. всё тот же неутомимый Мономах воюет уже юго-западные пределы — Минскую волость. Всеслав противопоставить этому натиску мало что мог, но именно здесь смерть Изяслава сыграла ему на руку. Новый киевский князь Всеволод Ярославич не был столь решительно настроен против княжения Всеслава в Полоцке, ведь он мог быть каким-никаким союзником против оставшихся младших князей — детей Изяслава и Святослава. После 1081 г. не фиксируется никаких военных действий между Киевом и Полоцком, и летописцы забывают о Всеславе на долгие 20 лет, вплоть до самой смерти в 1101 году.

Вместе с тем, роль и положение Полоцкой земли и Всеслава относительно Киева подсветил Любечский съезд 1097 г. Всеслав отсутствовал на нём и даже не прислал ни своих взрослых сыновей, ни боярина-представителя. А на съезде собрались все князья из рода Рюриковичей — от Святополка Киевского до Володаря и Василька Ростиславичей, правивших в окраинных Перемышле и Теребовле. После смерти Всеволода Ярославича в 1093 г. вопрос распределения княжеских столов вновь обострился, в семейные разборки Рюриковичей активно вмешивались половцы.

Главным решением съезда стало распределение волостей по принципу «каждый да держит отчину свою». Вместе с тем, сыновья Святослава Ярославича — Давыд, Олег и Ярослав получали отцовский Чернигов. Но условием возвращения этих князей-изгоев стал отказ от претензий на Киев вследствие нелегитимности правления их отца в «матери городов русских» в 1073—1076 гг. При этом взамен на Чернигов никто кроме Святославичей претендовать не мог, что означало по тем временам не только фактическое, но и официальное признание независимости.

Отсутствие Всеслава или его представителей на Любечском съезде можно, конечно, интерпретировать как недоверие князя к Киеву, или как намерение подчеркнуть независимость своих вотчинных прав на Полоцк. Характерно, однако, что летописцы никак не прокомментировали подобный демарш. Однако, что характерно, сходные по династическому праву со Всеславом по положению князья Володарь и Василько Ростиславичи — потомки старшего, но умершего при жизни отца в 1052 г. сына Ярослава Мудрого, Владимира — поучаствовав в съезде и признав его, получили защиту от Владимира Мономаха и Святославичей в войне 1097—1100 гг. против волынского князя Давыда Игоревича и самого киевского князя Святополка Изяславича. В то время как впоследствии, через 20 лет, дети Всеслава остались почти один на один против Владимира Мономаха и Мстислава Великого, собравших значительную княжескую коалицию. Так что независимым Полоцк считали, вероятно, сам Всеслав и полочане, но для соседей ситуация ничем не отличалась и от тех периодов, когда Всеслав был явно зависим от киевских князей и цеплялся за трон как мог.

Всеслав Брячиславич умер в 1101 году в Полоцке. Ему наследовали шестеро сыновей: Борис, Глеб, Роман, Давыд, Святослав и Ростислав. Каждый из них в соответствии с семейным правом получал свой собственный стол, но достоверно известно только о княжении Глеба Всеславича в Минске. Всеслав оставил по себе мистический ореол: уже в «Повести временных лет» был рассказан слух о том, что князь якобы родился от волхования и по совету волхвов носил на себе некое «язвѣно», с которым родился. В «Слове о полку Игореве» фигура Всеслава приобретает целостный характер князя-оборотня, князя-волхва. Такой образ, вероятно, возник из-за тесных контактов Всеслава с языческими народами, которых он часто использовал не только в качестве союзников, но и главной силы в изгнании — с вожанами, ливами, литовцами. Но этот портрет первоначально был создан недоброжелателями (а в XII веке уже подхвачен как символ двойственной природы автором «Слова о полку Игореве») из Киева для обозначения мотивов его недружественных действий. Всё же Всеслав Полоцкий был фигурой более сложной и порой раскрывающейся с неожиданных сторон.

Полоцкая земля к началу XII столетия

Весь этот продолжительный и несколько утомительный рассказ о перипетиях политической судьбы Всеслава Брячиславича был призван описать специфику положения этого князя и его земли относительно других Рюриковичей. Проще всего назвать это двойственностью — с одной стороны Всеслав явно настроен на экспансию и самостоятельность, с другой же — он был вполне готов на союз с теми киевскими князьями, которые подтвердили бы его права на Полоцк. Если некоторые современники обращали внимание на связи Всеслава с языческими племенами, то были и маркеры того, что сам Всеслав не отделял себя от других Рюриковичей и полагал себя не столько независимым, сколько равнозначным князьям из Киева.

Так Всеслав нарёк старших сыновей именами в честь святых Бориса и Глеба: Борисом, Глебом, Романом и Давыдом (последние два имени — крестильные имена святых), причём, скорее всего, именно в вышеназванной последовательности[11], которая свидетельствует как об активном участии полоцкого князя в становлении церковного почитания святых князей Бориса и Глеба, так и о внимании князя к родовому единству Рюриковичей, поскольку почитание Бориса и Глеба носило и династически-родовой характер.

Кроме того, в правление Всеслава Брячиславича в Полоцке был построен кафедральный собор святой Софии, сильно перестроенный уже во времена Речи Посполитой. Обычно этот факт трактуют в контексте претензий Полоцкой земли на независимость — и датируют строительство серединой XI века. Однако такая версия представляется натянутой как по соображениям логическим, так и в связи с новыми данными. Прежде всего, если полагать постройку собора для образованной епископской кафедры проявлением независимости, то довольно странен выбор патрона. Св. София — патрон кафедральных соборов Киева и Новгорода, построенных при Ярославе Мудром, и которые призваны как раз демонстрировать единые намерения по христианизации Руси и единство семьи Рюриковичей в том числе. В этом контексте выбор полочан представляется, наоборот, стремлением показать если не единство, то равнозначность с Киевом и Новгородом. Более того, согласно исследованиям строительной техники, а именно оставшейся кладки — собор строили скорее в 1070—80-е гг.[12] Подобные наблюдения согласуются с политикой Всеслава, направленной в те годы на удержание полоцкого стола и на участие в общерусских делах. Правда, похоже, именно на обустройство собора в Полоцке пошли колокола, пандикадила и иная церковная утварь, вывезенная Всеславом из собора св. Софии в Новгороде в 1069 году.

Можно заметить, что экономически Полоцкая земля была в состоянии поддерживать возведение достаточно крупных храмов. Основой экономики, однако, было не только земледелие. Торговая роль города, проявляющаяся с середины X века, вкупе с освоением новых земель, приводила к росту как города, так и населения — и Полоцк также как и Новгород, хотя и в меньшей мере, становился зависим от поставок зерна[13]. Зерно поставлялось не только из окрестных земель, но и из земель-данников.

В этом контексте особенно важно, что первичное право на дань в XI веке было скорее закреплено за старейшими в роде князьями, занимавшими Киев. Это доказывают несколько фактов:

1. Несмотря на сопредельное с Полоцком положение, литовцы были подчинены данью не полоцкими князьями Брячиславом и Всеславом, а лично Ярославом Мудрым в походах 1040 и 1044 гг[14].
2. В «Повести временных лет» фиксируется наличие в Киеве двора полоцкого князя («Брячиславль двор»[15]), что представляет собой в рамках ещё не разросшейся семьи не представительство независимого князя, а двор младшего члена семьи. Вероятно, полоцкие князья или их представители привозили на этот двор ту часть дани с балтийских народов, принадлежавшую Киеву, и таким образом демонстрировали зависимость от старейшего стола.
3. Также фиксируются сборщики дани, служившие старшим князьям, но собиравшие дань на землях младших князей. Так, «Повесть временных лет» отразила рассказ Яна Вышатича, служившего данщиком князя Святослава Ярославича, но при этом собиравшего дань в 1071 г. в Ростовской земле, принадлежавшей князю Всеволоду Ярославичу[16].

Вместе с тем нельзя сказать, что Всеслав покорно отвозил дань в Киев. Однако, основные действия по присвоению дани предполагаются исследователями на период до 1067 г.[17] Платили дань через Полоцк помимо литовцев также ливы, земгалы и селы.

Наконец, стоит отметить и территориальное развитие Полоцкой земли. Во второй половине XI в. фиксируется продвижение на юго-восток, вдоль р. Друть к Днепру в сторону Орши и Могилёва. В «Повести временных лет» и «Поучении» Владимира Мономаха применительно к этому региону описываются военные походы на города, которые после смерти Всеслава стали, скорее всего, центрами уделов его сыновей — Лукомль, Логожск, Друцк. Кроме этого, на юго-западном направлении границы Полоцкой земли сомкнулись с так называемой «дреговичской» волостью Киевского княжества, центрами которой были Слуцк и Клеческ (совр. Клецк Минской области Республики Беларусь).

В качестве лирического финала можно вспомнить одну историю, произошедшую в конце XI в. на Полотчине, и отразившуюся в русском летописании. В 1092 году летописец отметил историю о бесовском шабаше в Полоцкой Земле от Друцка до самого стольного города: «Предивно бысть чюдо Полотьскѣ въ мечтѣ: бываше в нощи тутънъ, станяше по улици, яко человѣци рищюще бѣси. Аще кто вылѣзяше ис хоромины, хотя видѣти, абье уязвенъ будяше невидимо от бѣсовъ язвою, и с того умираху, и не смяху излазити ис хоромъ. Посемь же начаша в дне являтися на конихъ, и не бѣ ихъ видѣти самѣх, но конь ихъ видѣти копыта; и тако уязвляху люди полотьскыя и его область. Тѣмь и челоѣци гляголаху: яко навье бьють полочаны. Се же знаменье поча быти отъ Дрютьска»[18]. В этом известии, с одной стороны, можно увидеть «особое, опасливое отношение населения Киевской Руси к земле, что, начинаясь «от Дрютьска» (то есть к западу и северу от реки Друть — правого притока Днепра), тянулась на запад и северо-запад к Минску и Полоцку»[19]. Однако, несмотря на действительную яркость и необычность события, это были не единственные беды и знамения, так затронувшие душу летописца. Так, за 1091—1092 гг. в летописи фиксируются и затмение солнца с падением метеорита, и проповедь волхва в Ростове, пожары на лесах и болотах от сильной засухи, натиск половцев, захвативших три русских города близ Переяславля-Русского, и, наконец, эпидемия в Киеве, где только за Рождественский пост было продано 7000 гробов.[20] Вряд ли можно патетично на примере известия о «бесовском шабаше» говорить об «особом пути» Полоцкой земли относительно других регионов Древней Руси, особенно в контексте независимости. Но возможно констатировать некоторую особенность, которая выделяла Полотчину, но также выделялись и другие регионы, где были свои князья, свои святые патроны, своя собственная знать и так далее.

Итоги:

1. Путь Полоцка действительно отчасти уникален относительно других древнерусских городов. Долгое время до середины X века в городе и его окрестностях присутствие скандинавов было минимальным, из-за чего город был менее богатым. Кроме того, на территории Полотчины, в отличие от земель к югу от Припяти или Подесенья, местные славяне-кривичи долгое время, вплоть до начала XII века сосуществуют с местным балтским населением. В Полоцке была своя цепкая воинская и торговая прослойка, которая активно поддерживала Рогволода. Именно в этот период, до убийства Рогволода с сыновьями в 970-х гг. можно говорить о независимости Полоцка. Другое дело, что в то время говорить и о полноценном Древнерусском государстве не приходится — оно только зарождается.
2. Начиная с Владимира Крестителя, Полоцк — часть владений Рюриковичей, поэтому на него распространяется семейное право. В рамках этого родового порядка ранняя смерть полоцкого князя Изяслава не освобождала его наследников, а именно Брячислава и Всеслава, от подчинённой к киевским Рюриковичам роли. Но взамен этого Ярослав и его сыновья должны были уважать права потомков Изяслава Полоцкого и полагать их права на отчий Полоцк приоритетными и неотъемлемыми. Подобный порядок провоцировал конфликты — полочане и их лидер Всеслав хотели более равного статуса и больших прерогатив, прежде всего, по взиманию дани. Киевские же князья были готовы на «выселение» Всеслава из Полоцка, полагая это законным шагом в ответ на его политические и военные бесчинства и грабежи.
3. В культурном отношении Полоцк отличался от других древнерусских земель только активными контактами с соседними иноплеменниками-язычниками. Вкупе с нелояльностью Всеслава Полоцкого это породило некоторый мистический флёр вокруг его фигуры и Полоцкой земли. Однако сам Всеслав действовал в рамках общесемейной практики Рюриковичей, участвовал в становлении культа святых Бориса и Глеба, возводил собор в честь того же патрона, что и в Киеве, и в Новгороде. В социально-политическом отношении же Полоцкая Земля на начало XII века представляла собой владение, на которое распространялась власть киевского князя, в отличие от безусловно независимой с 1097 г. Черниговской земли.

Примечания:

[1] https://diletant.media/articles/45362886/
[2]https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D1%86%D0%BA%D0%B0
[3]https://www.rubaltic.ru/article/kultura-i-istoriya/20230108-polotskoe-knyazhestvo/
[4] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Л., 1926. Стб. 20.
[5] Еремеев И.И. Древности Полоцкой земли в историческом изучении Восточно-Балтийского региона (очерки средневековой археологии и истории Псковско-Белорусского Подвинья). СПб., 2015. С. 80.
[6] Топоров В.Н. О балтийском слое русской истории // Florilegium: к 60-летию Б. Н. Флори. Сборник статей. М., 2000. С. 356.
[7] Назаренко А.В. Династический строй Рюриковичей X—XII веков в сравнительно-историческом освещении // Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне. М., 2009. С. 65—67.
[8] Назаренко А.В. Указ. соч. С. 65
[9] Еремеев И.И. Указ. соч. С. 82; 130—132.
[10] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Стб. 182; Т. 2. М., 1908. Стб. 172.
[11] Введенский А. М. Сыновья Всеслава Брячиславича. Стратегия и порядок имянаречения // Slovĕne. 2022. Т. 11. № 2. С. 273—275.
[12] Торшин Е. Н. О строительных материалах Софийского собора в Полоцке и проблеме датировки памятника // Первые каменные храмы Древней Руси. Труды Государственного Эрмитажа. Т. 65. СПб, 2012. С. 337—352.
[13] Еремеев И.И. Указ. соч. С. 139—141.
[14] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Стб. 153. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Л., 1950. С. 181.
[15] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Стб. 171.
[16] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Стб. 175—181.
[17] Темушев С.Н. Налоги и дань в Древней Руси. Минск, 2015. С. 236.
[18] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Стб. 214—215.
[19] Еремеев И.И. Указ. соч. С. 14.
[20] Полное собрание русских летописей. Т. 1. Стб. 214—215.