Этика старения: мы хотим жить дольше, но забываем, каково быть старыми
Среднее время прочтения — 6 мин. Современная наука позволяет значительно продлевать жизнь человека. Качество этой жизни, правда, не поспевает за медицинскими успехами. Автор статьи, 88-летний профессор психологии Роберт Гейбл, размышляет, чего нам стоят попытки отсрочить неизбежное.
Все мы однажды умрем. Но когда и как? Эти вопросы тревожат нас тем сильнее, чем старше мы становимся. Кто-то сказал, что когда старики собираются вместе, они исполняют «органные концерты», где каждый жалуется на больные органы и конечности. Мне тоже есть на что пожаловаться.
В прошлом году я проснулся в палате больницы Сан-Франциско после операции, во время которой мой аортальный клапан заменили на новый, из металлической пружинки и коровьей ткани (эта система называется Edwards Sapien 3 Ultra). В моем 88-летнем возрасте было здорово осознать, что я жив, да и дела мои шли явно лучше, чем у соседа по палате — лысого пожилого господина с вытянутым морщинистым лицом. Он находился под воздействием сильных обезболивающих и очевидно умирал от двусторонней пневмонии. В этом смысле он был неплохим соседом: никаких пустых бесед, стонов, вызовов медсестры, храпа и просмотра телевикторин по вечерам.
Что с ним стало, мне неизвестно — уже через два дня я был на свободе. Дома я быстро пошел на поправку, правда, врачи напоминали: быстро «для человека моего возраста». Но были и плохие новости. Уменьшая мои шансы умереть от больного сердца, новый клапан повышал вероятность смерти от чего-нибудь похуже (вроде панкреатита или опухоли мозга).
Биофизики подсчитали: даже если здравоохранение достигнет пика возможностей, работы наших биологических часов хватит не более чем на 120–150 лет. Биотехнологические компании вроде Calico, Biosplice и Celgene проверяют это на практике и работают над тем, чтобы средняя продолжительность жизни увеличилась настолько, насколько это возможно. Но здесь возникает основная проблема: сегодняшнее качество жизни не успевает за нашим растущим долголетием.
С возрастом люди становятся финансово уязвимее и теряют привычную независимость, они не образуют новые социальные связи и страдают от хронических заболеваний. Примерно у 85% пожилых американцев есть как минимум один из следующих диагнозов: диабет, сердечно-сосудистое заболевание, артрит или болезнь Альцгеймера. В подобном состоянии люди теряют возможность выполнять самые базовые задачи: они не могут ни мыться, ни убирать постель, ни ходить за покупками, ни нагибаться, ни просто уверенно ходить без посторонней помощи. Проще говоря, чем дольше мы живем, тем дольше бы болеем.
На фоне физических недугов и сопутствующих им медицинских расходов может развиться депрессия, которая нередко усугубляет положение. Чуть ли не каждый день возникают новые боли, которые могут длиться сколь угодно долго и которые накладываются на уже существующие заболевания. Неприятные, но необходимые в лечении компромиссы постепенно высасывают из хронически больного человека все жизненные силы. Чаще всего смерть не наступает внезапно (если только мы не говорим о юридическом определении). Скорее, она превращается в процесс постепенного угасания.
Мне кажется, иногда важнее не противостоять смерти, а бороться за качество жизни. Какова цена существованию, в котором нет места поступкам и эмоциям, которые мы ценим больше всего? Жизнь, в самом деле, может стать слишком долгой.
Заратустра, персонаж Фридриха Ницше, по этому поводу рассуждал:
«Многие умирают слишком поздно, а некоторые — слишком рано. Еще странно звучит учение: «умри вовремя!» <…> Живут слишком многие, и слишком долго висят они на своих сучьях. Пусть же придет буря и стряхнет с дерева все гнилое и червивое!» (пер. Ю. Антоновского).
Вероятно, Ницше понравилась бы культовая трагикомедия «Гарольд и Мод» (1971) — трогательная история о смерти в подходящее время. Двадцатилетний Гарольд, который устал от жизни и одержим идеей самоубийства, встречает 79-летнюю Мод на похоронах незнакомца. Женщина, презирающая многие социальные условности, учит парня наслаждаться жизнью. Год спустя Мод спокойно организует собственную смерть. Гарольд же ошеломленно понимает, что жизнь важно ценить в моменте.
К сожалению, популярная пресса явно не готова обсуждать «гниль» и «червивость» старости. Взять, к примеру, выпуск журнала Американской ассоциации пенсионеров (AARP) за июль 2022 года. В нем пожилым читательницам предлагались «10 вещей, которые всегда сделают образ ярче». Среди них — совет использовать помаду дерзкого красного оттенка, чтобы «пожелтевшие зубы казались белее». Или взглянем на выпуск журнала Sports Illustrated (май 2023), посвященный купальным костюмам. Одной из его героинь стала 81-летняя бизнесвумен Марта Стюарт — ее представилиа как женщину, «неподвластную годам» и способную похвастаться пышной грудью «без фотошопа». Вероятно, ей достался джекпот в генетической лотерее, потому что у большинства известных мне стариков дряблая кожа и хлипкое телосложение. Они сексуально непривлекательны. На дороге они представляют опасность не только как водители, но и как пешеходы. Они всё забывают. Их содержание обходится дорого. Взвешенный и открытый диалог о смерти — редкость. Особенно в культуре, где обвинения в микроагрессии или эйджизме стали повсеместной угрозой.
Заметным исключением из табу на обсуждение смерти стал сюжет издания KFF Health News, посвященного проблемам здоровья и политике здравоохранения. В июне 2019 года они написали о том, как 89-летняя женщина устроила тайное собрание с девятью другими пожилыми людьми из элитного дома-интерната в Филадельфии (они тайком выбрались за пределы учреждения), чтобы «взвешенно обсудить суицид». На долю стариков сегодня приходится около 18% суицидов в США, а неудачная попытка уйти из жизни может оставить человека в еще более тяжелом состоянии. Один из участников встречи подытожил вылазку таким образом: «У нас всего один шанс. Каждый хочет знать, что надо сделать».
В наше время медицинские работники вынуждены иметь дело с токсичной изнанкой культуры страха смерти. Только обезболивание, которое может, как побочный эффект, ускорить смерть, считается наиболее приемлемой практикой прекращения жизни. Всемирная организация здравоохранения определяет паллиативную помощь как меры, направленные на улучшение качества жизни больного с угрожающим жизни заболеванием. Эвтаназия, там, где она разрешена законом, напротив, позволяет лечащему врачу назначить смертельную дозу препарата для умирающего пациента, если тот об этом попросил. Мне кажется, подобная практика могла бы дать страдающим по крайней мере утешительную возможность выбора. Неважно, захотят ли они к ней в итоге прибегнуть.
Сегодня на территории США эвтаназия разрешена в 10 штатах и округе Колумбия. Согласно законам, обратиться за такой помощью может только человек, который признан вменяемым, с прогнозом жизни около полугода и способный ввести себе препарат самостоятельно. Кроме того, система предписывает соблюдение не менее 12 мер безопасности: например, подтверждение от двух лечащих врачей и присутствие двух независимых свидетелей, которые следят, чтобы пациент принял решение без принуждения.
В других странах, где разрешена эвтаназия (по состоянию на 2023 год это Канада, Австрия, Австралия, Бельгия, Колумбия, Германия, Люксембург, Португалия, Испания, Швейцария, Нидерланды и Новая Зеландия), медицинские и юридические основания для этой процедуры разнятся. Например, чтобы предотвратить появление «суицидального туризма», Канада требует от пациентов наличие резидентства. В Швейцарии такого ограничения не существует. В книге In Love (2022) писательница Эми Блум подробно описывает, как ее муж совершил в этой стране добровольный уход из жизни — там пациентам не нужно быть тяжело больными или доживать последние полгода. Муж писательницы страдал от тяжелой формы Альцгеймера, и Блум пишет, что действовала согласно его желанию: он хотел «умереть стоя, а не жить на коленях».
Наличие определенных ограничений и общепринятая медицинская практика значительно сказываются на том, как часто пациенты обращаются к эвтаназии. По данным отчета канадского правительства, за 2021 год медицинской услугой воспользовались 10 064 пациента. Для сравнения, в том же году в Калифорнии, при похожей численности населения в 39 миллионов, эвтаназию совершили только 486 пациентов. По законам штата для права на процедуру человек должен суметь ввести препарат самостоятельно и иметь прогноз жизни в шесть месяцев. В Канаде самостоятельность пациента не играет ключевой роли, и он может обратиться за ассистированием, если его медицинское состояние оценивается как «тяжелое и непоправимое». Тем не менее, что в Канаде, что в Калифорнии статистика последних лет сообщает: более 80% пациентов, обратившихся за эвтаназией, до этого проходили паллиативное лечение. Их средний возраст составляет 76 лет, и более 60% из них болели раком. Судя по всему, более молодые и здоровые граждане не эксплуатируют систему на постоянной основе.
Эвтаназию, как и другие практики, связанные с помощью умирающим пациентам, окружает множество противоречий, в том числе в сферах религии и гражданских прав. Многие люди верят, что жизнь священна, а потому начинаться и заканчиваться она должна по божественному усмотрению. Догмат о «священности жизни», часто опирающийся на религиозную метафизику, провозглашает, что убить себя или другого — значит осквернить данную богом ценность жизни. В то же время философия светского утилитаризма утверждает, что человек должен «умножать счастье», и если жизнь превращается в унизительное мучение, то моральный долг обязывает ее прекратить. Некоторые философы считают, что точно так, как нельзя приговаривать людей к смерти, нельзя и обрекать их на жизнь в невыносимых условиях.
Решать подобные этические вопросы — не моего ума дело. Но я искренне надеюсь, что «право на смерть» станет такой же частью гражданских свобод, как возможности, которые получили угнетенные этнические группы, женщины и гендерные меньшинства.
Пару месяцев назад, чтобы растворить тромбы в сосудах, кардиолог прописал мне кроворазжижающий препарат варфарин — основной компонент крысиного яда (варфарин — это антикоагулянт непрямого действия, называть его «кроворазжижающим» не совсем верно — прим. Newочём). Полагаю, я умру не по собственной воле, а по роковому стечению обстоятельств. Но пока что мне везет. И как бы неловко мое тело не пробиралось к выходу, это нисколько не убавляет моей благодарности судьбе за все незаслуженные подарки.
По материалам Psyche
Автор: Роберт Гейбл
Переводил: Георгий Щерба
Редактировала: Елизавета Яковлева
Какова ваша реакция?